О решении Конституционного суда по сроку давности приватизации с коррупционной составляющей
Конституционный суд РФ (далее – КС РФ) 31 октября принял по одному из наиболее важных для современной России вопросов решение, которое может вызвать беспокойство у собственников крупного имущества. Будет ли оно полезным для российского общества и российского государства, покажет ближайшее будущее.
Предыстория такова. Генеральная прокуратура РФ (далее – ГП РФ) в последнее время достаточно часто обращается в суд с исками о взыскании в доход государства имущества, полученного ответчиками посредством незаконной коррупционной деятельности. Правовой основой таких действий служат прежде всего нормы Федерального закона «О противодействии коррупции». В нем, как и в иных антикоррупционных актах, предельный срок исковой давности (времени, в течение которого можно обращаться в суд с иском) не установлен.
А в Гражданском кодексе РФ такой срок имеется и составляет максимум 10 лет. Начало его течения может исчисляться с того момента, когда истец, в данном случае ГП РФ, узнал или должен был узнать о совершении противоправных действий субъекта – гражданина или юридического лица, чье имущество предполагаемо было приобретено в результате коррупционной противоправной деятельности. Что само по себе дает правоохранительным органам очевидное преимущество, ведь момент выяснения совершения противоправных действий и начала отсчета 10-летнего срока можно двигать «по шкале времени» и в основном «вправо», как сейчас модно выражаться. Тем более что и регламентация контрольно-надзорной деятельности осуществляется в основном самими надзирающими органами. И еще один бонус был у правоохранителей: подчинив эти дела гражданскому процессу, а не уголовному, например, законодатель лишил потенциальных ответчиков-коррупционеров права на презумпцию невиновности.
КС РФ уже несколько раз высказывался по схожему поводу, не отрицая при этом возможности применения сроков исковой давности, установленных ГК РФ. Но в то же время в обществе, прежде всего в среде крупных предпринимателей, приобретших свои основные активы в 1990-е годы, в том числе в процессе приватизации, нарастала обеспокоенность.
Приватизация, по общему мнению (если можно оперировать таким расплывчатым понятием), была осуществлена в нашей стране несправедливо по отношению к подавляющему числу российских граждан. Но несправедливо еще не означает, что незаконно. А о соотношении справедливости и законности можно и должно говорить отдельно, потому что это вечная проблема и скорее всего глобально не разрешимая ввиду подвижности содержания этих понятий и тем более особой субъективности понятия «справедливость».
Упомянутая выше обеспокоенность, даже будучи тщательно скрываемой заинтересованными лицами, то тут, то там давала о себе знать. И это вполне понятно, так как в России в силу известных исторических обстоятельств класс крупных собственников, включая предпринимательский класс, нельзя считать устоявшимся: все его представители являются таковыми лишь в первом поколении. К тому же, опять же по общему мнению, крупная собственность в России без поддержки государства или служебного положения заинтересованных лиц является крайне уязвимой или даже невозможной. И это свидетельствует, что в рассмотренном КС РФ споре о содержании указанных правовых норм и их соответствии положениям Конституции РФ имеются экономическая и даже политическая стороны, крайне значимые для социального устройства России на ближайшую перспективу.
В ходе судебного разбирательства в КС РФ привлеченными лицами и экспертами были высказаны интересные и глубокие доводы. Все выступавшие заявили о нетерпимости к коррупции и необходимости борьбы с ней, что, в общем-то, новостью не стало. Среди выступавших было немало тех, кто настаивал, что срок исковой давности, установленный ГК РФ, может и должен применяться в тех случаях, когда прокуратура обращается в суд за взысканием в доход государства имущества, добытого в результате противоправной коррупционной деятельности. Доводы в пользу такого подхода приводились крайне убедительные.
Но, как мы видим, в результате победила иная точка зрения, которую наиболее четко выразил представитель Совета Федерации Федерального собрания РФ (далее – СФ ФС РФ), председатель комитета СФ ФС РФ по конституционному законодательству Андрей Клишас: срок исковой давности в 10 лет является институтом частного права, а борьба с коррупцией – явление публичного порядка, и использование частноправовых механизмов в этой ситуации вряд ли возможно. Следовательно, в настоящий момент временные пределы изъятия имущества в доход государства, пусть и по решению суда, не установлены.
Эта позиция и была принята КС РФ за основу решения. Суд счел, что срок давности специальным антикоррупционным законодательством не установлен, а применение общегражданских сроков давности к публично-правовым спорам невозможно. Такого рода вывод, подчеркнул КС РФ, относится к изъятию имущества у лиц, занимающих или замещающих служебные позиции, которые имеют особую публичную значимость. При этом в решении суда, пусть и не явно, прозвучала идея, что применительно к случаям приватизации такие иски бессрочными быть не могут.
По итогам этого важнейшего конституционного разбирательства можно сделать несколько выводов.
Прежде всего решение КС РФ не заслуживает особых упреков даже со стороны тех, кто занимал иную правовую позицию.
Победителем в этом судебном споре оказался правоохранительный блок, представленный Генеральной прокуратурой РФ, что побудит его и дальше раздвигать границы своих и без того неслабых возможностей.
Собственность, которая исторически в России не была самодостаточной и абсолютной величиной, стала немного более относительной и зависимой от условий и обстоятельств антикоррупционной деятельности правоохранительного блока.
Собственники крупного имущества, хоть каким-либо образом связанные с государственной публичной службой, пусть и в далеком прошлом, могут начинать беспокоиться.
Состояние правовой мысли в России, судя по содержанию выступлений участников обсуждаемого судебного процесса, вызывает уверенность и уважение.
Принесет ли это пользу будущему России, покажет уже очень недалекое время.
