Взаимная пикировка военных и журналистов бросает тень на русскую армию
Обстановка на курском направлении нормальная, подконтрольна российским войскам, идёт интенсивная работа по уничтожению подразделений ВСУ, заявил ТАСС 16 августа замначальника Главного военно-политического управления ВС РФ, командир спецназа «Ахмат» генерал-майор Апты Алаудинов.
При этом назвать нормальной атмосферу в российской медиасреде, освещающей спецоперацию, наверное, нельзя. Буквально накануне Алаутдинов обвинил часть военкоров в работе на противника — ВСУ. С использованием выражений, унизительных в мужском коллективе, он раскритиковал неназванного админа Тг-канала «Операция Z».
«У тебя спрашивалка не выросла, чтобы у меня что-то спрашивать. И не такой…, как ты, должен у меня что-то спрашивать. Я свою работу знаю, делаю, я воюю. И делаю все, чтобы такие…, как ты, не могли посеять панику в наших рядах», — ответил Алаутдинов на упрёки в неверной оценке обстановки в Сундже, добавив, что он вывозит оттуда людей.
Описанный эпизод — частный случай. Однако он продолжает череду мелких конфликтов, заочных пикировок, длящихся примерно столько же, сколько идёт СВО. Одни воспринимают военкоров негативно — порицают их и, возможно, завидуют, ревнуют. Другие — позитивно, с уважением и пиететом. Есть за что…
Встречался с ними и Путин, и новый министр обороны Белоусов.
Однако, в июле Минобороны анонсировало создание института «настоящих военкоров», специалисты которого будут устроены в редакционно-издательский центр при ведомстве. Значит, нынешняя ситуация с военкорами Фрунзенскую набережную не очень-то устраивает. Какой должна быть оптимальная схема взаимодействия армии и прессы?
Причины конфликта профессиональных военных и военкоров объяснил гендиректор коммуникационного агентства Actor Дмитрий Еловский.
— Военкоры, военблогеры — это люди, для которых эмоции являются ключевым фактором их популярности и коммуникации с аудиторией. Именно этого ждёт от них публика. Если людям захочется получить официальную информацию, они пойдут на ресурсы Минобороны. Но это редкость, потому что эмоций там нет. А современный человек живёт эмоциями.
А военные по определению крайне рациональные люди. На войне, в вопросах безопасности эмоции губительны. Для них это квалификационное требование. Чем выше позицию занимает военный, тем меньше у них должно быть эмоций. Поэтому они не понимают блогеров, а те не понимают военных. В этом причина глубокого раскола.
И ещё. Минобороны воспринимает военблогеров как часть системы обороны, ведущую когнитивную войну. А военблогеры себя воспринимают как часть медиапространства, живущую по его законам. И те и другие не понимают толком, кто за что отвечает. Поэтому военные обвиняют военблогеров, например, в раскручивании маховика паники.
«СП»: Можно подробнее?
— Для Минобороны паника — очень серьёзная угроза. У военных есть большой блок задач, как не допускать паники или устраивать её в рядах противника. Поэтому для них все, кто устраивает панику в наших рядах — либо враги, либо те, кто работает на врага. А все, кто устраивает панику у противника — это либо мы, либо наши союзники, либо подчинённые.
То есть у военных жесткое разделение: есть мы, и есть враги. Можно быть на одной или на другой стороне, но никак не в серой зоне. Военные — не политики, они не обязаны заниматься политикой. Учитывая эту разницу в образе мышления, надо уяснить, что Минобороны не сможет напрямую взаимодействовать с военкорами и военблогерами.
«СП»: Как можно разрешить эту ситуацию? Ради победы…
— Над военными и военкорами нужен арбитр, который будет сверху управлять информационной политикой и тех, и других. Это лицо должно понимать ситуацию комплексно: с одной стороны интересы военных, относиться к ним с уважением, с другой — разбираться в вопросах, связанных с медиа.
Нужен координационный центр, где будет выстроена нормальная коммуникация, перевод с военкоровского на минобороновский и обратно. Военкорам там объяснят узкую грань между правдой и сеянием паники. Ведь те, кто любит страну, должны задумываться об этом. А Минобороны объяснят, что военблогеры — не их подчинённые.
Военный эксперт Виктор Литовкин предложил учиться освещать военные конфликты у потенциального противника.
— Хорошо бы Минобороны (тот же Апти Алаутдинов) проводило полноценные пресс-конференции. Чтобы журналисты могли задать вопросы и тут же получить на них официальные ответы. Но почему-то наше Минобороны этого не делает.
«СП»: Действительно, брифинги представителей МО РФ, больших и малых по званию, представляют из себя монолог спикера, часто в записи, а не живой диалог с прессой…
— Обратите внимание, контр-адмирал Джонт Кирби — по сути представитель Пентагона, проводит пресс-конференции, Госдепартамент — тоже, «Домовёнок Кузя» — Карин Жан-Пьер — представитель Белого дома — тоже проводит. Все они отвечают на вопросы.
Фрагменты этих пресс-конференций у нас в России показывают, цитируют в СМИ. Но сами мы такого не делаем. Почему? Я помню, что раньше, во времена Чеченской войны Минобороны проводило такие брифинги. Не хватает аргументов, смелости, открытости?
Думаю, это недостаток информационной политики нашего Минобороны.
«СП»: У военблогеров тоже есть недостатки…
— Многие из них — никто и звать их никак. Им кто-то где-то что-то сказал, и они лепят это. Они ни за что не отвечают. У них нет руководителей. Как привлечь их к ответственности? У нас нет такого закона. Обвинить их в дискредитации армии трудно, потому что они сообщают то, о чем молчит МО РФ. Правы они или нет, мы не знаем.
Тот же Алаутдинов — замечательный, судя по всему, человек, заслуженный. Но он говорит, что в Курской области всё нормально. Что нормально? Вывезли людей? Хорошо. А две тысячи жителей, с которыми неизвестно что случилось? Как наши войска не смогли их защитить? Много противоречивых вещей, которые внятно не объясняются.
«СП»: А может это кадровая проблема? Не каждый генерал в спикеры годится. Нужен человек, который справится. Алаутдинов, кажется, подходит, но он ещё и воюет. Можно, наверное, его заменить генералом Поповым, героем Запорожья, но тот под следствием…
— Неужели кроме Алаутдинова никого нет? Есть генерал-лейтенант, руководящий департаментом информации (Конашенков — «СП»). Он на ТВ отчитает сводку, сколько чего подбили, и всё. И никаких ответов на вопросы. А когда ему задают их наедине, он, как говорят, выходит из себя, потому что у него нет права на самостоятельные высказывания. Их надо согласовывать с вышестоящими начальниками. Но тогда теряется время, и Минобороны от этого теряет. Есть же закон медиа: кто первый заявил, тот и прав, а второй только оправдывается.
Поэтому надо что-то менять в этом деле. Информационная политика Минобороны требует коррекции.
— У Минобороны есть официальные пресс-службы и есть работа с различными военкорами, — рассказал военкор WarGonzo Дмитрий Селезнев. — Официальные подчинены руководству. Существует информационная политика ведомства. Поэтому Минобороны может и не давать публике всю информацию, которую она хочет.
При этом нужно понимать, что тогда публика будет черпать эту информацию на других ресурсах, возможно, вражеских. А значит, нужно взаимодействовать с военкорами, чтобы они её размещали у себя, но при этом чтобы они были «свои». Для них же не существует жестких регламентных установок, как для внутренних пресс-служб.
«СП»: Как выстроить работу с военкорами?
— С ними нужно работать гибко. Индивидуальный подход. Кому-то нужно доверять больше, давать свободу выбора. Хорошие военкоры отлично понимают правила игры — что можно, а что нельзя показывать. Их имена у всех на слуху, они в топе. А главное, они проверены временем СВО. А людей малоизвестных на этом поприще не грех контролировать плотнее.
Говорят, раньше работа с Минобороны была гораздо продуктивнее. С началом СВО многие чины стали бояться брать на себя ответственность. Процесс очень забюрократизирован. Например, сняв материал, военкор должен отослать его на согласование чуть ли не в четыре инстанции. Когда это случится, ролик уже не актуален.
Преодолеть бюрократию можно, но нужны хорошие личные контакты с пресс-службой Минобороны. Это не совсем правильно.
А вот период работы с группой «Вагнер» я вспоминаю с теплотой. Их пресс-служба была близка к эталону. Там тоже были свои ограничения, правила, но они всё делали быстро, часто сами проявляли инициативу, предлагали прессе варианты. Отсюда, на мой взгляд, и эффект — популярность группы «Вагнер» в русском народе.
«СП»: Грамотная пропаганда — великая вещь…
— Именно. Приведу горький пример: известно, что Украина получила премию «Оскар» за фильм документалиста Мстислава Чернова «20 дней в Мариуполе», снятый с позиции Киева. При том, что в 2014-м этот режиссёр был, скорее, за Россию. Но тут что-то случилось, у нас ему не дали аккредитацию, и всё закончилось.
«СП»: Можете прокомментировать конкретный конфликт Алаутдинова с Z-блогером…
— Апти — боевой офицер. Я его поддерживаю, доверяю ему. Удивительно, что находятся те, кто это оспаривает. Когда ты сам был в зоне боёв, то даже после отъезда, много раз подумаешь что и как писать. Сознаёшь ответственность за каждое своё слово, понимаешь, чем оно может обернуться. Не всякую информацию нужно обязательно вываливать.
