Американские генералы стреляют себе в ногу, а бойцам ВСУ — в голову
Сейчас под Херсоном ежедневно бросаются в бой батальонно-тактические группы (БТГ) украинской армии. Их бьют уже безжалостно.
В пятницу стало известно, что российская десантура уничтожила батальон ВСУ, сожгла танки, поставленные Киеву из Словении и Северной Македонии. Советские еще танки — Т-72.
Тем не менее, своей самоубийственной тактики украинские (а скорее НАТО) генералы не меняют. В чем причина?
«Я не могу понять их действий с военной точки зрения, — признается депутат Госдумы генерал-лейтенант Андрей Гурулев. — Вот и сегодня опять попёрли. Но малыми силами. Они почему-то бросают в бой один батальон. Мы его уничтожаем. А потом приезжает следующий. Теряется принцип сосредоточения основных усилий…».
Разведка боем. История вопроса.
Теоретически это можно было бы назвать «разведкой» боем или прощупыванием обороны противника. Но есть одно «но». Вернее, два.
Первое. Да, такой вид разведки применялся в Великую Отечественную войну. Но не от хорошей жизни. Ибо это было чистой воды самоубийство. Вызывать огонь на себя с малыми шансами уцелеть и отойти — та еще перспектива. И решались на этот сверхрискованный шаг отцы-командиры в крайнем случае — когда полковая (или батальонная) разведка по каким-то причинам не могла (или просто не успевала) провести глубинную разведку или взять языка.
Для глубины разведки бойцам нужно пересечь линию боевого соприкосновения и пробежаться по тылам противника. Это по времени — не один день. Даже «языка» взять за сутки может не получиться. Может, пару-тройку ночей придется в засаде лежать — пока какой-нибудь зазевавшийся солдат не отойдет по нужде в кусты слишком далеко от окопа, блиндажа, пулеметной лежки или опорного пункта.
Как это было? Часть высаживается в чистом поле и быстро окапывается. Впереди — противник. Его надо сегодня-завтра атаковать. Воздушной разведки нет. Своих опытных разведчиков тоже нет. Поэтому ночью организуется разведка боем. Причем набирают туда исключительно добровольцев. На смерть не каждый готов идти.
Второе. Разведка боем всегда велась малыми группами. От силы взводом. А то и вообще отделением. Такие разведчики считались потенциальными смертниками, и командиры не горели желанием увеличивать их число.
А под Херсоном же ВСУ бросает в бой целые батальонно-тактические группы. То есть полноценные мотострелковые батальоны, усиленные танковой и инженерно-саперной группой.
Третье. При разведке боем надо максимально скрытно и максимально близко подобраться к противнику. А о какой скрытности может идти при перемещении в степи мотострелкового батальона с танками? Их же первый коптер срисует, как на витрине. Обнаружить такую массу народа с таким набором техники на порядок проще, чем группу разведчиков, которые «тихарятся» и «шнырятся» по лесам, оврагам и кустарникам. А технике для более-менее оперативного маневрирования ровная дорога нужна. Желательно укатанная. Да и танк сквозь лесопосадки ломиться не будет.
И вообще — после войны разведка боем не использовалась практически нигде, никем и никогда. Это считалось анахронизмом. Но сейчас эта практика внезапно всплыла под Херсоном. Почему?
Новая тактика американцев. Специально для ВСУ
То, что сейчас происходит под Херсоном (и что вызывает законное недоумение генерала Гурулева) — это не разведка боем. Хотя внешне очень на нее похожа. Это новая тактика американских кураторов — «Punching the offensive corridore» (пробивание коридора для наступления). И разработана она специально для армии ВСУ.
Смысл ее в том, что, нащупав с помощью коптера слабое место в обороне союзных сил, ночью прямой атакой силами БТГ и танков проломить оборону и создать коридор, в который хлынет основной бронированный корпус, который ждет своего часа в некотором отдалении от «передка». А чтобы коридор не смяли с флангов, приданы батальону саперы минируют его справа и слева.
Если же атака не удается, БТГ по идее стремительно отступает, бросая и взрывая технику и спасая личный состав. А потом — поиски другого места.
Такое наступление, конечно, радикально отличается от «наступа» на Купянск и Балаклею.
Там в обороне была «тонкая красная линия». И между опорными пунктами — откровенные пустоты. В эти пустоты залетали легкие бронированные шахид-мобили, окружали опорники, подавляли их огнем и заставляли отходить.
Если не получалось решить вопрос «стрелковкой», вызывался огонь артиллерии. У ВСУшников это происходит очень оперативно — за три-четыре минуты. Потом к опорнику подъезжают танки и лупят по нему прямой наводкой. Современный танк за 10−15 выстрелов «разбирает» пятиэтажный дом. Можно догадаться, что он сделает с опорным пунктом.
Такая тактика давала результат на «размазанной» (более тысячи километров) линии фронта. И огромными территориальными пустотами между опорниками.
Под Херсоном же — ситуация иная в принципе. Линия фронта сжалась до 70−80 километров. Никакие шахид-мобили не прорвутся. Их «задвухсотят» еще на подходе — либо артиллерия, либо танки. Да и спецназеры с ПТРК не спят. Поэтому приходится идти в атаку батальонами.
Узкие места батальонного прорыва
Но есть в этих атаках два узких, кривых и кровавых места.
Первое. В планировании этих атак совершенно не рассматривается вариант организованного отступления. По боевому уставу в оперативно-тактических рейдах это предусматривается обязательно. Конечно, это можно объяснить тем, что ВСУшники — «короли» стратегической обороны.
Тактически обороняться у них толком не получалось ни разу — даже в городских условиях. В Мариуполе их достаточно быстро загнали в катакомбы. «Вишенкой на торте» этой операции был захват бойцами группы «Вагнер» и донецкими ополченцами ключевой девятиэтажки, с крыши которой просматривался весь город. Выбить оттуда наших бойцов так и не смогли. Это был такой «дом Павлова» мариупольской эпопеи. Или «дом Пригожина-Ходаковского», как называют его сами бойцы.
И второй «кривой» момент — отсутствие в тылу у БТГ достойной ударной группировки в три-четыре механизированных корпуса. Это при том, что четыре механизированных корпуса, обученные в Англии, Америке, Германии и Польше, на Украину уже прибыли. Почему их нет «на подхвате» у БТГ? Почему они не готовы ворваться на плечах ударных батальонов в прорубленные «панчинговые» коридоры?
Пошли по пунктам.
Первое. Отсутствие отступления при «панчинге» не есть недостаток американской тактики. Это принципиальное отношение к украинскому личному составу. И вообще к украинцам — как к расходному материалу. Их на этом театре боевых действий должно погибнуть как можно больше. Ибо они, во-первых, славяне. Это уже приговор А, во-вторых, это они сегодня воюют на стороне американцев. А завтра может произойти все, что угодно. Чеченцы не так давно тоже насмерть с российской армией дрались. А сегодня бок о бок с ополченцами бьются и против украинцев, и против наемников.
Кстати, первыми группу американских и польских «солдат удачи» под Мариуполем подловили и уничтожили именно чеченцы.
И где гарантия, что украинцы завтра не прозреют и не пойдут по их пути? И не встанут плечом к плечу с русскими против «западных партнеров»? Да и Херсон с Запорожьем все показали наглядней некуда. Стоит куда-то зайти русским — местные в очередь за российскими паспортами выстраиваются. А вдруг завтра к ним и ВСУшники присоединятся? Вот и кидают амеры украинцев на прорыв, как сухой хворост в костер.
Второе. Почему за спиной смертников из БТГ никак не сосредоточится ударная группировка ВСУ, чтоб вклиниться в пробитый коридор?
Тоже есть несколько причин. Первая — чисто технологическая. Вроде как три бригады ВСУ сконцентрированы на львовских полигонах, а техника для них так и не поступила. Ждут. Ехать в бой без техники — стать живой мишенью русской артиллерии.
Причина вторая — ВСУ просто боятся концентрироваться в каком-то конкретном месте близ театра военных действий. Над ними, как дамоклов меч, висит эффект Яворовского полигона и николаевских казарм.
Тогда сотни наемников из Польши и десантников 79-ой десантно-штурмовой бригады погибли под обломками своих казарм, так и не успев вступить в бой. И свежеобученные ВСУшники не хотят повторении пройденного. А посему хотят вступить в бой прямо с колес. Они рассчитывают, что смертники из БТГ все-таки продержатся два-три дня, а за это время они как на крыльях долетят по железке до Николаева. И оттуда — с платформы и в бой.
Причина третья лежит в области военной психологии. Помимо «эффекта Николаева», над ними давлеет еще и «эффект Мариуполя».
В ВСУ прекрасно понимают, какое побоище ждет их под Херсоном. Здесь наши союзные войска уже успели возвести глубоко эшелонированную оборону. Бойцы полны решимости дать захватчикам страшный бой за русский город Херсон. И ВСУ на пару с бандеровцами боятся, что защитники города превратят их жизнь в худший вариант ада, в непрестанный жестокий бой, в вечную схватку за жизнь, в кровавую смерть среди обожженных кирпичей. Это будет в лучшем случае второй Мариуполь, в худшем — повторение Сталинграда. И выживут в этом бесконечном кошмаре «не только лишь все».
И бойцы «заморских бригад» стали потихоньку разбегаться. Кто — в Польшу, кто — в Венгрию, кто — в Румынию, кто — на дальние карпатские хутора, к троюродным сватьям, братьям и кумам.
