Происходящее в Казахстане уже не раз успели назвать «экзаменом на государственность», и очевидно, что сессия проходит куда сложнее, чем многие ждали. Кандидатами на серьезные проблемы называли кого угодно: Киргизию – где перманентные революции, Таджикистан – который сложно назвать спокойным, Узбекистан – особенно в ожидании смерти Ислама Каримова, наконец, Туркменистан, с его причудливым изводом культа личности.
Казахстан считался счастливым исключением – особенно после удачно (внешне, как минимум) проведенного транзита власти. Хорошие отношения одновременно и с Москвой и с западными странами, в сочетании с достаточно высоким по меркам региона уровнем жизни и отсутствием острых конфликтов как внутри государства, так и вовне, позволяли оценивать перспективы Казахстана как очень неплохие.
Трещины в фасаде, конечно, были – о растущем влиянии исламистов говорили как специалисты, так и обычные граждане, а национализм, вытесняющий с «хлебных» должностей всех не-казахов, считали проблемой в том числе и представители титульной национальности. Участившиеся в прошлом году скандалы с нападениями и угрозами в адрес русских стали одним из первых публичных свидетельств проблем в казахской политике – но такой быстрой развязки никто не ждал.
Независимо от того, является текущий конфликт плодом внутриэлитных разборок, или же быстро разросшимся внутренним протестом, само наличие этого конфликта ставит казахской государственности «неуд». В первом случае – из-за отсутствия признанных внутренних институтов, которые могли бы ввести разборки в допустимые рамки. Во-втором – напряженность, давшая взрыв такого масштаба, должна была отслеживаться давно, и своевременно купироваться, чего так и не произшло.
Что стало причиной? Формальный диагноз в виде «незрелой государственности» был бы слишком неконкретен, но ряд сопутствующих признаков, включая культивируемый «мягкий» национализм со «стеклянными потолками» для неказахов и постепенным их вытеснением из общественной жизни позволяет говорить о его правомерности. К сожалению, в Казахстане была построена и функционировала система, где в отборе кадров их профессиональные качества были явно не в приоритете по сравнению с графой «национальность» в анкете. Естественно, национализм усугублялся и традиционными для многих восточных государств методами подбора кадров, когда на нужных должностях вслед за любым начальником оказывались его родные и близкие. Следствием подобных практик вполне может быть и неразрешимый внутриэлитный конфликт, и некомпенсируемая социальная напряженность, и обе этих проблемы вместе.
Достаточно ли будет полученного урока для того, чтобы казахские элиты изменили свои политические установки? Сказать сложно. Но вот то, что эти установки не должны создавать риск для интересов и безопасности России в регионе – можно сказать совершенно определенно. Равно как и то, что обеспечивать эти интересы и безопасность Россия может в том числе и военными средствами: в конечном счете, конфликт, как и пожар, проще тушить в самом начале процесса, чем потом пытаться спасти из разросшегося пламени хоть что-то. Особенно если полыхать начинает дом ближайшего соседа.
