Россия готова к переходу в экономику данных, а власть, бизнес и общество сейчас ведут жаркие дискуссии: какое будущее ждет интернет, что делать с «цифровыми двойниками» россиян и как «цифровой след» не превратить в «цифровой поводок». В день российского интернета — 7 апреля — URA.RU побеседовало с руководителем АНО «Цифровая экономика» Сергеем Плуготаренко, который рассказал о ключевых процессах в российском сегменте сети.
— Сергей Александрович, о вас можно найти в интернете немало информации. Как считаете, сильно отличаетесь от своего «цифрового двойника»?
— Интернет знает и помнит все. Зачастую, даже больше, чем мы знаем сами о себе. А уж с приходом искусственного интеллекта, который научился обобщать информацию лучше людей, «цифровой двойник» у каждого из нас действительно появляется и живет где-то там, в виртуальном пространстве. Скорее, только годы детства и взросления у тех, кто родился в 1970-е / 1980-е годы прошлого столетия, остались где-то за пределами всемирной сети.
— Наверное, единственное отличие цифрового двойника в том, что он не взрослеет. Кстати, где прошло ваше детство?
— Я родился в столице Киргизской ССР — в городе, который тогда назывался Фрунзе. Взрослел в годы тотального переформатирования и распада Советского Союза. Периферия среднеазиатской республики начала стремительно меняться, что стимулировало необходимость двигаться дальше, хотя годы детства, до 90-х годов, могу охарактеризовать как совершенно счастливые. Примерно, с восьмого класса школы мой юношеский максимализм заставил меня мечтать о чем-то «максимальном», что в итоге вылилось в желание поступить в лучший технический вуз страны, конечно, в Физтех. Так и случилось: в 1993 году я поступил в МФТИ, на факультет физической и квантовой электроники.
— Нравилась техника?
— Да, однозначно: вся моя жизнь была связана с техникой, технологиями, железками и проводами (от фотоаппарата Смена 8М — до первых в моей жизни электронных часов Электроника-5, от самозабвенного конструирования «приемо-передающих устройств в кружке радиолюбителя» — до создания из подручных средств прототипа «умной дачи» — только сейчас понимаю, что именно я создавал тогда, в 1980-х. А когда в 90-х вокруг меня начали появляться разные импортные устройства, тяготение к гаджетам усилилось стократно. Пусть и самым простым по нынешним временам, таким как компьютер Sinclair ZX Spectrum, подключенный к ламповому ТВ и кассетному магнитофону — это был бесконечный восторг от «оживающей и думающей техники».
— Уверен, вы точно помните: в 90-е в интернет выходили с помощью больших настольных компьютеров со «скрипящими» модемами. Когда сеть стала массовой в России?
— С появлением интернета стало понятно, что компьютер — не просто железка для решения задач, это выход во всемирную сеть, со всеми ее знаниями. В институте, несмотря на запредельно аскетичный уровень студенческой жизни в 90-х, одним из первых накопил на комплектующие и смог собрать свой собственный персональный компьютер, которым мог пользоваться в общежитии — и тогда мой мир расширился на порядки, благодаря интранету МФТИ и выходу во всемирную сеть. Это был «фазовый переход» для меня и моего сознания.
Кстати, именно в 2024 году — ровно 30 лет с момента, когда России был делегирован домен «.ru» (если быть точным, это произошло 7 апреля 1994 года). Домена, который дал название для привычного нынче термина «Рунет».
Рунету потребовалось менее десяти лет до момента, когда интернет в нашей стране стал массовым (ориентировочно 2002 — 2004). Когда «хард» и «софт» подключение к сети стали дешеветь и превращаться в массовое явление. И уже в 2008 году мы с коллегами по цеху — доказывали на наших конференциях форумах, что в сеть совсем скоро придут большие деньги, и они будут делаться на контенте и сервисах, а не только на железе и продаже доступа в интернет. Помню, очень большой был скепсис в отношении наших прогнозов тогда (на этих словах собеседник агентства улыбнулся — прим. URA.RU)
— И интернет внезапно очутился в кармане у каждого россиянина? Отметили для себя этот момент?
— Процесс перехода в мобильную парадигму пользования интернетом начался в конце «нулевых» — начале «десятых» годов с развитием сетей, появлением смартфонов. Помню, на одном из первых интернет-форумов спикер-визионер рассуждал о скором появлении «смартфона, в котором будет все: не только голос, но и видео, сервисы, расширенные коммуникации, которые сложно себе представить». Тогда это казалось чем-то далеким, но мы видим, какими темпами стало происходить совершенствование техники и цифровых сервисов: они прочно обосновались в карманных гаджетах до такой степени, что сейчас есть люди, которые никогда не пользовались персональным компьютером, чтобы войти в сеть, и знают только мобильную модель интернет-потребления.
— И, конечно, такая массовость не могла не вызвать интерес государства к интернету?
— Стоит вспомнить в связи с этим что до 2010-х годов не было сотрудничества интернет-сообщества и государства. Примерно 2012—2014 годы были временем спорадического интереса государства к интернету, как мы это назвали впоследствии. Когда возникали множественные асинхронные инициативы различных акторов: разобраться, что это за новый феномен и как его отрегулировать.
— В чем заключался такой интерес, напомните?
Я всегда привожу пример, о котором почему-то мало вспоминают: еще в 1999 году тогда еще премьер-министр РФ Владимир Путин встретился с представителями интернет-индустрии, где обсудил вопросы и перспективы развития в стране этого нового явления.
По сути, на встрече был заключен некий общественный договор: интернет в России будет развиваться свободно, по законам рыночной конкуренции и при минимальном регулировании со стороны государства. Власть в нашей стране уже тогда понимала: для создания собственной сильной интернет-экономики — необходимо максимально снизить избыточное регулирование этого нового явления, позволить рынку сделать все самому, а компаниям — помочь встать на рельсы конкуренции и саморегулирования одновременно.
— К чему это привело, можете рассказать?
— Именно тогда, в начале 2000-х, был дан старт мощнейшему развития отечественных интернет-игроков и технологий, в результате появился свой, «с самого начала импортозамещенный российский интернет». Технологии стали по-настоящему массовыми и доступными широкому кругу пользователей. Дешевыми и качественными.
— Это можно назвать успехом для российского общества?
— Несомненно! Дальше возник достаточно интересный феномен. Мы его тоже отмечали и активно принимали в нем участие. Все стали задумываться о том, что интернет не только некое пространство, которое живет по своим правилам. Он активно взаимодействует с оффлайном, будь то промышленность, экономика, социальная сфера, госуправление. Но общей синхронизации сети с реальностью еще не существовало. Возникло понимание необходимости такой синхронизации.
— Ловил себя на мысли, что пятнадцать лет назад «уходил» в интернет, чтобы отключиться от реальности, теперь сеть вокруг нас, границы стерлись. Переломный момент в этом процессе можете назвать?
— Фактически, чуть менее десяти лет назад, в 2015 году, на базе созданного нами Института Развития Интернета (ИРИ) и по итогам форума «Интернет Экономика — 2015», в котором принял участие президент, появилась «предтеча» цифровой экономики и экономики данных — «Долгосрочная программа развития интернета и связанных с интернетом отраслей экономики: 2015—2019». Суть программы — цифровая трансформация бизнес-процессов и дальнейший переход цифровизации в социальную сферу. Готовность интернет-пространства и цифровых технологий обеспечивать запросы и потребности граждан. Мы назвали тогда эту «предтечу цифры» так: Экономика И+ (под «плюсом» скрывались все связанные с интернетом отрасли: здравоохранение, медиа, торговля, госуправление, промышленность и энергетика…)
Дальше возникла концепция будущего интернета, которая была, в том числе, «подсмотрена» у международного сообщества — «цифровая экономика» (так был переведен тогда термин Data Economy). В России уже тогда понимали: экономика и технологии — не могут существовать и развиваться в отрыве друг от друга, экономика современного общества тесно переплетена с данными. Был выбран вектор, и с 2018 года запущена программа «Цифровая экономика» (и появилась АНО «Цифровая экономика»), суть которой в том, чтобы ускорить цифровую трансформацию бизнеса, госсектора, социальной сферы.
— И что такое «цифровая трансформация бизнеса», она вообще удалась?
— Будь то добывающая промышленность или сфера торговли, программы определяли параметры у всего этого: сколько должно быть в этом денег, какой вклад в ВВП страны это должно давать. Возникла необходимость бесшовной структуры оффлайн и онлайн-процессов, чтобы бизнес мог масштабировать свои сервисы, увеличить прибыль, а следом — ВВП страны. Забегая вперед, скажу, что все параметры тех программ были перевыполнены.
С 2020 года премьер-министр РФ Михаил Мишустин занимается данным подходом системно. Цифровизация экономических процессов помогла экономике пережить «ковидные» времена и расти даже в период активного введения санкций против страны.
Теперь следующий этап перехода от «цифровой экономики» — к «экономике данных» (мы возвращаемся тем самым к первоначальному термину: Data Economy, или как чаще теперь описывают этот тренд, к Data-Driven Economy).
— «Цифра» в госпрограммах, на первый непритязательный взгляд, как была до, так и останется после. Можете объяснить простым языком, что это за переход?
— Для понимания того подхода, который близок мне, как руководителю АНО «Цифровая экономика» и активному участнику экспертных процессов по описанию и систематизации идей-предложений бизнеса по развитию экономики данных, я придумал следующий образ.
Цифровая экономика — это некая поляна, на которой выросла красивая, шелковистая трава и на которой цветут прекрасные цветы, вокруг летают трудолюбивые пчелы… Вся эта экосистема получилось такой успешной, потому что были созданы условия: благоприятный климат, газон правильно удобряли все эти годы. Все эти усилия были не зря.
Теперь мы пытаемся понять, что дальше? И дальше мы на этой поляне сажаем дерево, которое должно начать быстро расти на удобренной почве: расти вверх и вширь, в некоем новом направлении и измерении, дать совершенно новые плоды, стимулировать новые формы жизни и деятельности. Это дерево = «Экономика данных». То есть это не то, что отбирает питательную среду или конкурирует с обитателями поляны. Оно помогает им, а их симбиоз дает нелинейный положительный эффект.
— Хороший пример, но дерево отбрасывает тень, с него падают листья, яблоки на головы, что чаще приводит к неприятным ощущениям, нежели к научным открытиям. По вашему мнению, цифровой след в больших базах данных может стать «цифровым поводком» для россиян?
— Вообще, практически вся информация о нас есть в сети, пока она в руках разных корпораций, через сервисы, которыми мы все пользуемся. Корпорации собирают цифровые следы, агрегируют их, знают, где мы находимся и чем сейчас пользуемся. Естественно, встает вопрос, кому эти данные должны принадлежать: пользователю, государству или бизнесу?
Плоскость саморегулирования не позволяет контролировать или в полной мере влиять на всемирные процессы, хотя «экономика данных» и остается пока что глобальной. У каждого человека, длительное время пользовавшегося интернет-сервисами, появляются «цифровые двойники», мигрирующие из одной страны в другую. Государство пришло в сферу и пока говорит только «давайте пробовать», соблюдать баланс интересов.
— Есть какие-то договоренности между властью, бизнесом и IT-сферой в этом направлении?
— В России достаточно сбалансированный подход, бизнес это видит. В целом, пока вопрос остается открытым, нужно проводить разъяснительную работу с обществом о том, что необязательно все происходящие перемены в цифровой среде ведут к какому-то ужесточению контроля их жизни.
России необходимо учитывать опыт других стран при взаимодействии с «цифровыми двойниками» граждан при переходе из «цифровой экономики», которая аккумулировала данные, к «экономике данных» — управляющей такими данными. Этому помогут эксперименты с правовыми режимами, диалог бизнеса, государства, общества.
Очень часто нам — IT-отрасли — говорят, вы часто «кричали» напрасно, как видите, ничего плохого не произошло. Именно потому что вовремя был налажен контакт, высказаны опасения, удалось избежать многих опасных ошибок, лишнего «закручивания гаек».
— Правительство уделяет много внимания так называемому «интернету вещей», еще больше вниманию маркетплейсам уделяют россияне, ежедневно проводя в интернет-магазинах более получаса. Цифровой магазин будущего, каким он должен быть по-вашему?
— В России есть серьезные игроки на рынке интернет-торговли, работают талантливые маркетологи, электронная коммерция достигла удерживает более 50% аудитории. Во многом, развитие и популяризация маркетплейсов произошло в условиях пандемии, когда курьеры бесконтактным образом доставляли товары покупателям. Тогда компании серьезно задумались над наполнением площадок, если обратите внимание, все товары красиво сфотографированы. Цены на площадках ниже, чем в реальных больших сетевых магазинах. Недавно я и сам поймал себя на мысли, что уже более 40 минут изучаю контент одного из маркетплейсов.
Будущее маркетплейса — интернета вещей — предугадать запрос потребителя, предложить ему именно тот товар, который необходим, способствовать возможности быстрого возврата в обратном случае. Этот маркетплейс должен повышать качество жизни.
