Вместе с экономистом Евгением Надоршиным в эфире Царьграда мы говорили о громкой истории, произошедшей в Ульяновской области, как лакмусовой бумажке процессов, происходящих в экономике России.
В Ульяновской области рабочие завода УАЗ устроили акцию протеста, требуя поднять им зарплаты. 17 мая на производстве по изготовлению автомобилей Patriot на несколько часов остановился конвейер. Люди отказались продолжить работу, пока их требования не будут услышаны. Соответствующее видео появилось в Сети.
По информации ульяновских СМИ, гендиректор УАЗа Алексей Спирин пошёл навстречу сотрудникам и пообещал, что с июля их доходы поднимут на 12%. По некоторым данным, зарплаты на этом заводе у рабочих ниже, чем в остальном регионе. В беседе с Царьградом депутат Госдумы от Ульяновской области Алексей Куринный пояснил, пообщавшись с заводчанами, что акция не была запланированной. Скорее, она стала реакций на безучастие руководства в решение проблем сотрудников.
С их стороны было написано обращение. Речь шла, конечно же, о повышении зарплаты, поскольку средний доход сотрудников УАЗ далеко не высокий. Как говорят работники, это порядка 30 тысяч рублей на руки. Если считать "грязными", то около 32–35 тысяч рублей. Естественно, этого недостаточно даже для такого небогатого и недорогого города, как Ульяновск, – согласен Куринный.
Ведущий "Первого русского" Юрий Пронько обсудил эту ситуацию с главным экономистом консалтинговой компании ПФ "Капитал" Евгением Надоршиным в программе "Царьград. Главное".
Почему такие зарплаты?
Юрий Пронько: Евгений, рад видеть! Вас не удивляют эти новости?
Евгений Надоршин: Ну, а что тут удивительного? Можно, конечно, порассуждать, хорошо это или нет. Про акцент на оборонку, индустриализацию, насколько это производительно, про большие требования к рабочим рукам в этом секторе... Но при этом зарплаты в промышленности ещё меньше, чем в секторе услуг. И это не только у нас так. Если верить статистике, то у нас зарплата средняя по стране составляет 65 тысяч рублей.
– Сейчас в комментариях вас разорвут за 65 тысяч. Я вам гарантирую.
– Не вопрос. Но это статистика. По Ульяновской области скажу, что, если посмотреть на стоимость УАЗа в розницу, складывается впечатление, что у предприятия с положением всё очень даже неплохо. Так задирать цены на свою продукцию.
ФОТО: ЦАРЬГРАД
– Но вы слышали про уровни зарплат.
– Да, вы говорили, что 25-27 тысяч рублей на руки работнику. Ну, меньше 30 тысяч, после вычета налогов. И 40 тысяч с учётом смешивания, зарплата директора. Для сравнения: в производстве одежды люди зарабатывают чуть больше 27 тысяч рублей. Ещё до вычета 13% (НДФЛ). Но это статистика, согласно которой у нас по стране средняя зарплата составляет 65 тысяч.
– Та самая статистика, про которую Эльвира Сахипзадовна говорила?
– Это уже неважно. Вот конкретный случай. Нам говорят, что условно в промышленности и машиностроении зарплата в полтора раза выше. А в лёгкой промышленности – самые низкие зарплаты в секторальной разбивке по стране. Поэтому ничего удивительного, что кадров у них нет.
– А чем это объясняется? То, что вы говорите, что на продукцию в автопроме"задранные цены".
– Конкуренция позволила. Возить контейнером автомобиль – это затратно. Плюс ещё на таможне повозишься. Плюс если ты ввозишь не какой-нибудь люксовый автомобиль, а что-нибудь среднего класса, то цена перевозки вместо двух тысяч, допустим, долларов или евро, будет 11 тысяч. Потому что цены выросли. И это превращает тот же автомобиль в более дорогой.
В лёгкой промышленности, в частности с одеждой, всё иначе. Ну, сколько весят эти, простите, шмотки? Немного. Значит, можно хорошо упаковать контейнер. И стоимость перевозки не так критична. Обратите внимание, что на место брендов пришли небрендовые вещи. Китайская компания Aliexpress, несмотря на то, что там вроде бы и зарплаты выше наших, и транспортные издержки есть, и ещё много чего, она очень хорошо поддавливает нашу лёгкую промышленность. С тем уровнем технологичности, с тем уровнем производительности труда, который во многих случаях они себе могут позволить. Они же раньше с "Зарой" и прочими марками не особо конкурировали. Были отдельные марки, которые пытались продвинуться в сегменты подороже. Но в бюджетном сегменте царили не люксовые или какие-то массовые иностранные бренды.
– Может быть, тогда этим не надо заниматься? Ну, я так, просто выдвигаю гипотезу.
– Возможно, это не пустой вариант. Обратите внимание, что случилось с лёгкой промышленностью. Есть запрос от внутреннего потребителя на импортозамещение, он не полностью перекрывается. Даже когда в рамках СВО потребовалось обшивать персонал, вдруг выяснилось, что на складах, ёлки-палки, нет обмундирования!
– Нет трусов и носков.
– Да-да! И если бы только на сезон! В прошлый раз и на зиму не было. А что сейчас – это отдельный вопрос. Но в целом потребность в работе лёгкой промышленности есть. Спецодежду у нас считают не в штуках, а в миллиардах рублей – выпуск. И там наблюдается дикий рост.
То есть одновременно мы имеем два запроса. Первый – от потребителя гражданского. Как вы понимаете, не первичный в нынешних условиях. И второй – военные потребности, которые перегрузили сектор.
ФОТО: ЦАРЬГРАД
Как оказалось, к такому сектор не был готов. Прежних ресурсов, очевидно, не хватает. Но и как-то пересмотреть саму модель производства они тоже не готовы.
С одной стороны, непростая конкурентная среда. С другой – не самый производительный, не самый дорогой труд. Когда на него набросились со всех сторон – вроде бы и возможности появились. Но ответить оказалось нечем. И в других секторах тоже дефициты.
Небольшим повышением зарплат ничего не изменишь. А чтобы повысить намного, надо многое менять: и бизнес-подход, и производство, и управление.
– Это жадность?
– Не факт. Есть известный феномен в микроэкономической теории. Ну, и в макроэкономической тоже. Когда, к примеру, в краткосрочной перспективе у вас вдруг резко меняются условия (в нашем случае это большой дополнительный спрос), то любой, даже эффективный бизнес может увеличить количество труда. То есть набирают работников, вводят дополнительные смены, запускается дополнительное производство. Но очевидно, что трудовой ресурс был сильно исчерпан самой же мобилизацией.
Мобилизация забрала много рабочих рук, в том числе из тяжёлой промышленности. Потянули. А куда деваться? Запрос, как вы понимаете, там адресовался очень часто в одну и ту же сферу. И со стороны геополитических вызовов, и со стороны импортозамещения промышленного, особенно в тяжёлой сфере. Они высосали, какие могли, квалифицированные руки из смежных секторов. Ну, и что осталось из лёгкой промышленности, с её, в общем-то, весьма неоднозначным положением. Поэтому выкручиваются, как могут.
– Ну, плюс ещё массовый отъезд. Это тоже фактор серьёзный.
– И это тоже. Но я думаю, что те, кто получал в лёгкой промышленности в среднем 27 тысяч рублей, а в некоторых местах и поменьше, это, скорее всего, не те, кто уехал.
Нас ждут массовые протесты?
– Может ли ситуация, разразившаяся в Ульяновске, повториться и в других местах?
– Сложно сказать. Я экономист. Поэтому мне сложно прогнозировать, какие там могут быть настроения и насколько активные…
– Я понимаю. А вот с точки зрения именно доходов домохозяйств, может ли это стать таким триггером?
– Без вариантов. Вот что происходит сейчас, если мы рассматриваем последствия в виде повышения зарплаты? Других вариантов я просто не вижу. Есть напряжение, которое создалось двойным вызовом. Мы хотим произвести импортозамещение силами промышленности. То есть заместить менее перспективным, с точки зрения современной экономики, сектором – промышленным производством. В 19 веке это было мегакруто, в 20-м это тоже вполне работало. Но в 21-м веке рулят услуги.
– Вы на что намекаете? Мы отлетели опять на два столетия?
– Ну, не на два столетия, но пятимся назад в том, что касается импортозамещения с диким акцентом на промышленное производство. Мы не можем выдавать ту же производительность, которую нужно, чтобы оставаться конкурентоспособными. Не говоря уже о том, чтобы конкурировать с лидерами современного мира. Мы ещё до середнячков не дотянулись, а уже начинаем им проигрывать.
Китай больше десяти лет работает не на промышленность, а на внутренний спрос и сферу услуг. И здорово их накачивает, фактически с кризиса 2008 года. Результаты этой работы стали более чётко проступать там несколько позднее.
– Китай считается "всемирной фабрикой".
– Да. Почему на Aliexpress вещи китайского производства такие дешёвые? А активней роботизируют. Высокая специализация, плюс высокая роботизация. И зарплаты китайских рабочих во многих случаях выше, чем у российских. Это реальность. Более высокая производительность за счёт двух факторов: высокой специализации и более высокого уровня автоматизации.
Их конкуренты – это Таиланд, Вьетнам, Индия, Бангладеш. Там тоже много чего шьют. Поэтому китайцы вынуждены прибегать к этим другим методам. А нас ещё так сильно не сдавило…
ФОТО: ЦАРЬГРАД
Получается следующее. Мы не в состоянии внедрять роботов так же быстро, как китайцы. Вьетнам и Индия будут предлагать более дешёвый труд, чем у нас. Соответственно, развивать промышленность, выдерживать конкуренцию, продавая свои товары за пределы России, нам будет трудно.
Поэтому для работников промышленности это хороший тренд. Я считаю, они должны заявлять о своих правах. Они имеют на это право. Потому что их ценность стала кратно выше, чем раньше.
– То есть ульяновский прецедент может распространиться и дальше?
– Да! Потому что, скажу честно, УАЗ, не "Patriot", а вот те "буханочки", это весьма спорные машины. Там прогресс оставляет желать лучшего. Машина уже через несколько лет начинает сгнивать и протекать, у неё течёт дно. Это ненормально.
– Получается, мы отстали? Всё, мы не конкурентны в автомобилестроении?
– У УАЗа есть достоинства, безусловно. Но не при этой цене. Оговоримся. Чтобы продаваться нормально по этой цене, в условиях нормального рынка, эта машина должна стать другой. В прямом смысле этого слова. Она должна стать надёжной. А это другой уровень надёжности агрегатов, другой уровень надёжности соединений между этими агрегатами, резиновых уплотнителей и так далее.
Посмотрите на двухлетний УАЗ. У меня такой опыт был. Всё дно, всё, где стоят резинки, уже через два года начинает протекать. В иномарках в том же сегменте, что и УАЗ, эти проблемы давно решили правильной подгонкой и так далее. Та же история с корпусом. Кузов УАЗа начинает гнить буквально через два-три года, даже при комфортных условиях эксплуатации. Если только он не стоит в гараже. Но это роскошь такую машину хранить в гараже. Там куча недостатков.
И в этом виноваты не рабочие, а конструкторы и руководство. Чтобы УАЗ стал хорошей машиной, нужен большой шаг вперёд.
– Что надо сделать? Денег ввалить?
– Я бы не сказал, что денег мало. Нужна другая мотивация. У советского режима как-то же получалось? У людей была сильная мотивация работать и делать хорошо. Многие изделия того времени были весьма неплохи. А если мы говорим об оборонке, так это совершенно чётко, с точки зрения качества.
– Или, например, про самолётостроение. В отдельные моменты мы были весьма конкурентны на мировом рынке.
– Да. Всё это было в нашем прошлом. И ракетостроение, и самолётостроение. И надёжность пусков тех же "Союзов" и не только. Но хорошо об этом говорить.
– Ну, а сейчас всё безнадежно упущено? Или нет?
– Говорить, что что-то "безнадёжно упущено", вообще неправильно. Ну Пётр I же как-то справился? И во время Советского Союза удалось провести индустриализацию.
– Да, но летать-то надо сейчас? А на запчасти для самолётов введено эмбарго. И у страны девять часовых поясов.
– У молодой, еще становящейся советской России подобные вызовы уже были. Искусственный каучук был разработан именно под санкционным давлением. Тогда страны Запада, поддерживая Белое движение, ввели ограничения на поставки ряда товаров, в том числе природного каучука. Насколько я помню, его поставки шли из Латинской Америки. И ничего, разработали. Разработал учёный из Российской империи Сергей Лебедев, который по идеологическим соображениям продолжил работать.
– Ну, то есть надавили, а получили противодействие в виде научного открытия?
– Да. То есть нужна более гибкая система. То состояние, в котором мы находимся сейчас, не имеет ничего общего с той молодой Советской Россией. Я не имею в виду уровень террора, агрессии и прочего. Мотивации не хватает.
– Я вас спросил про деньги, вы говорите: да нет, это не проблема.
– Не обязательно. Но если по-другому не получается, то можно и пробовать деньгами. Если, к примеру, зарплата рабочего – это 27 тысяч рублей, а зарплата директора в 35 раз больше, то есть миллион, то не исключено, что дополнительные деньги сильно мотивации не добавят. Тогда нужно сразу и яхту, и виллу, и ещё десяток от этой зарплаты. Это запредельно.
На мой взгляд, чтобы мотивировать высший уровень, который, в первую очередь, отвечает за качество конечного изделия, нужно что-то другое. Люди должны хотеть получать нормальные изделия. Может быть, нужно поменять руководителей. И менять до тех пор, пока кому-то из них не станет стыдно за то, что он выпускает некачественный товар.
– Человеческий фактор? Амбициозность?
– Да, но очень мало кто может сохранять такой уровень самомотивации на длинных интервалах. Поэтому ты формируешь среду, которая будет способствовать мотивации и работать не с точки зрения лояльности или ещё по каким-то иным специфическим критериям. Они не помогут сделать хорошее изделие.
– Весьма относительно.
– Да. Хотя они, возможно, удобны с точки зрения режима ручного управления.
Национализация и приватизация в России
– А, вот, кстати, про ручное управление, Евгений. Тут с лёгкой руки нескольких весьма высокопоставленных чиновников вновь возродился дискурс о национализации или приватизации. Я периодически слышу и от зрителей, что надо всё национализировать. И говорю: слушайте, ну, вот банковский сектор. Там же уже всё фактически контролируется государством, либо они аффилированы с государством. И это, в общем-то, высококонкурентный сектор.
– Я бы оговорился, что да, был. Потому что эти ребята выросли не просто так, а на щедрой господдержке, явной и неявной.
– Безусловно.
– У кого-то, простите, акции до сих пор в капитале, которые с 2008 года там. А кто-то получил большой админресурс благодаря размеру, присутствию. Что вроде бы и неявно.
– Или по другим обстоятельствам.
– Да. И, в общем-то, не постыдился им воспользоваться, съев очень большое количество игроков в частном секторе.
– Ну, а другая панацея – это частные предприятие. Вот давайте всё приватизируем. К сожалению, я знаю массу случаев как из российской, так и зарубежной истории, когда и частные предприятия разворовывали нанятые топ-менеджеры. А если конфликт интересов между собственником и тем менеджментом, который он нанимает?
– Есть среда. Это очень важно. Бывают же, например, дикие яблони. Бывают садовые яблони. Они и плодоносят по-разному, и выглядят по-разному. И яблоки разного вкуса и размера.
– Да, и кислотность у них разная.
– Да. Но суть в том, что если их все высадить в грунт, где через полметра начинается сплошная глина с водой, они загнутся через 5-6 лет жизни.
То есть не важно, какая форма владения бизнесом, если вы формируете среду, в рамках которой частный бизнес не может проявить свои лучшие качества. Ограничиваете в конкуренции, вынуждаете, подталкиваете согласовывать все принципиально важные решения с госчиновниками и так далее. Даёте, например, разных "подснежничков" ему. Это модная тема, когда блатные товарищи пристраивают тех, кого им надо устроить. И если этого не сделаешь, то…
ФОТО: ЦАРЬГРАД
– Я думаю, эта тема всем знакома.
– И у нас практически в каждой компании это присутствует, в том или ином объёме. И это здорово разлагает коллектив. Потому что ты и за него, и за себя должен делать. Какая тут мотивация? Или создаётся такая среда, где частный бизнес не может проявить свои лучшие качества.
Когда даешь частному бизнесу какое-то количество свобод, то тогда можно от него этого ожидать. Мы это видели и в 90-х и в первой половине 2000-х. Была и конкуренция. То есть бизнес был нацелен на развитие. И его можно было выпускать на внешние рынки. У кого-то это получилось.
Но это было 15 лет назад. А потом госполитика взяла другой разворот и стала строить совершенно другую среду. Государственные менеджеры плохи тем, что с них толком не спрашивают. Выполнил план, не выполнил план, добился результатов, не добился… Мы видим одни и те же лица на одних и тех же местах, а их результаты хорошо видны в масштабах экономики. С 2008 года средние темпы роста российской экономики составляют меньше 1% в год. Стабильность есть, а развития нет.
И, возвращаясь к марксизму, я бы сказал так: нам нужно поправить среду. Если мы хотим, чтобы приватизация давала результаты, то приватизацию нужно проводить не как российское государство после 2008 года, исключительно с фискальными целями. То есть побольше "бабла" занесите мне в бюджет. Нет, приватизацию надо проводить так, как это было в своё время с залоговыми аукционами. Правда, с контролем тогда облажались… Им пытались ставить задачу развития активов и не проконтролировали, не спросили за это. А теперь грусть и сожаление.
– Многие те, кто виноваты, отъехали из страны.
– Ну, возможно.
– Не хочу углубляться в эту тему, но факт остаётся фактом.
– Да, это и неважно. Важно, чтобы приватизация была полезна и продуктивна не только для конкретного продавца и покупателя, а и для общества в целом. И обеспечивала нам развитие.
А если мы хотим добиться какой-то эффективности от национализации, то сначала нам надо навести порядок в госэкономике. Ввести более жёсткий и чёткий контроль. Который бы показал те сегменты, где процесс хоть как-то идёт, а куда лучше и не соваться. Пусть там частный сектор работает, и не надо напрягаться на этот счёт.
– Отвлекусь немного. Заканчиваю читать шеститомник истории Англии и как раз нахожусь в моменте, когда после Маргарет Тэтчер, после тэтчеризма Джон Мейджор, был такой премьер Британии, принял решение о приватизации последнего актива, оставшегося после Тэтчер. Это Британские железные дороги British Railways. И до сих пор они спорят, надо было это делать или не надо, достигли эффекта или не достигли. И это потрясающе. Потому что это была столбовая дорога, проторенная этой "железной дамой". Просто она её закопала и в итоге стала, наверное, самым ненавистным премьером среди этой категории соотечественников. А до этого политики, в том числе консервативные, принимали решение о национализации. Речь о 50-60 годах прошлого столетия. И у Британии, и у нас в этом смысле есть что-то общее. То есть из крайности в крайность. Либо всё национализируем, либо начинается процесс масштабной приватизации. Где, как справедливо заметил Евгений, может быть, и было рациональное смысловое содержание, но это никто не проконтролировал. Не потому, что придурки. А потому что была взаимовыгодная стяжка. Одна сторона – это власть, другая – бизнес. И если можно слупить, то почему этим не воспользоваться. Это целеполагание бизнеса. Всё остальное – видимость.
Решетников не теряет оптимизма
– В продолжение мысли по поводу менее 1% экономического роста. Есть у нас такой оптимист - министр экономического развития России Максим Решетников. Так вот, он считает, что 2023 год может незначительно превысить действующий официальный прогноз в 1,2% при сохранении текущих тенденций. Евгений, что скажете?
– В моём понимании, это избыточно оптимистично. С учётом результатов первого квартала, это означает, что нам нужно выйти на 2-3% к концу года. Такие ожидания, похоже, сами напрашивались, когда министерство обновило свой прогноз. Но у меня есть ощущение, что это попытка, как говорят у блогеров, "хайпануть".
ФОТО: ЦАРЬГРАД
У меня нет ощущения, что мы можем выйти к концу года на темпы плюс 2-3%, чтобы вытянуть средние показатели.
В первом квартале, с января по май, у нас 3,4%. И если мы будем мерять в процентах ВВП за эти четыре месяца, мы получаем 6-7%. При этом минус 2 с лишним процента в конце прошлого года, в четвёртом квартале…
И это несмотря на столь феноменальный, огромный стимул, который был неожиданностью для всех. Соответственно, если на этом стимуле российская экономика растёт столь вяло, то на какие мультипликативные эффекты можно рассчитывать в последующем? У меня нет сомнений, что он идёт на спад. Хотя, возможно, Минфин и ожидал, что ситуация будет лучше.
– Речь о триллионах.
– Да, о триллионах. Похоже, что Минфин потратил больше, чем если бы знал, какие доходы сложатся в этих условиях. И в моём понимании стимул будет сходить на нет. Возможно, вплоть до минимального профицита в отдельные месяцы.
Вот, прошлый год – это хорошая модель для текущего года. В прошлом году государство тоже плохо понимало, сколько денег соберёт.
Я думаю, что сейчас мы сойдём на близкий к бездефицитному бюджет. И остальной дефицит уже выльется только в конце года. Даже 6-7 триллионов дефицита не изменит в моём понимании картины. Потому что тот мощный стимул, который мы видели за последние семь месяцев, он не дал нам роста. От него какие-то мультипликативные эффекты. Небольшой дополнительный стимул в конце года тоже, по-моему, к росту не приведёт.
– Мы в рецессии?
– Да, именно так. Экономическая активность тоже снизится. И что мы можем, действительно, получить как результат этого стимула – это небольшой плюс во втором квартале текущего года.
Реальная экономика
– Ну, то есть в отчётах опять будет всё красиво год к году, как они это и сделали по инфляции. Ну, слушайте. Но это, как по мне, тоже было дико. Они понесли эту информацию на самый верх. И все экономисты прекрасно понимали, а люди это ощущали в кошельках и в ценниках, которые видели в магазинах. Если вы имели базу 2022 года на таком уровне, то, конечно, у вас инфляция теперь менее статпогрешности. Но это несерьёзно. И все понимают, о чём идёт речь.
– У меня есть подозрение, что часть улучшений, которых мы увидели в марте, это следствие, так сказать, не очень аккуратно посчитанных инфляционных процессов. А не реальное улучшение, например, в потребительском спросе. Но это уже технические детали. Пока мои ожидания – -2%. Я был консервативней. Но у всего есть цена. Я ожидал после падения в -5% роста в 1,5% в 2024 году. Но больше я этого не жду. Может быть, 1-1,5%. Есть сомнения, что столь высокий стимул будет поддерживаться и в 2024 году.
Кроме того, не забываем, что у нас предвыборный год, будет поддержка избирателей. Но большая часть этого всего отстреляет до февраля, самое позднее, марта 2024 года. Велика вероятность, что следующий год по всем метрикам пройдёт, скорее всего, без такого мощного стимула.
– Вот рецессия, может ли она перейти в более тяжёлую форму? В ту же стагфляцию? Или мы не окажемся там? С одной стороны, нам говорят про минимальные уровни безработицы. И при этом – огромный дефицит трудовых ресурсов. И, кстати, последние публикации это подтверждают. С одной стороны, мы говорим о том, что цены, по сравнению год к году, минимально выросли. Я считаю, это лукавство. Но с точки зрения методологии всё верно.
– Нюансы, да… Но посмотрите на автомобили. Там рост цен год к году. Получается, что мы уже имеем дело с чем-то крайне неадекватным. А возьмём год-полтора назад…
– И более ярко всё станет.
– Да! То есть с автомобилями картина понятна. Другой пример. Прихожу я неделю назад на рынок. За творогом, значит. И если вы покупаете творог в магазине, то для вас эта радость выйдет по акции или без 300-500 рублей. Ну, 300 рублей – это вообще чудо. А реально от 400 до 700 рублей за килограмм. И в основном в упаковке. Если вы придёте на рынок, там творог, например, 265 рублей за килограмм. Без упаковки. И упаковка для меня роли не играет, я не собирался её есть.
– Или демонстрировать на выставке, да.
ФОТО: ЦАРЬГРАД
– Так вот, прихожу в следующий раз – 199 рублей творог уже стоит. И это следствие конкуренции, следствие рынка. И, видимо, следствие давления.
– А вы не думаете, что продавец мог состав этого творога поменять?
– Продавец сказал, что нет. На вкус я не почувствовал, я уже съел. Да, вроде ничего. Жив и неплохо себя чувствую.
– То есть вроде бы всё то же самое. И мела не было добавлено в новых объёмах.
– Кажется, нет. Хотя есть большое желание посмотреть в интернете, как проверяют творог, крахмал. Я уже посмотрел, что могут добавить.
– Не делайте этого. Вы перестанете покупать… Я просто в своё время так сделал. И остановился.
– Ну, может, тогда я буду покупать более здоровый магазинный, и у меня появится объяснение, почему на рынке дешевле.
– А это тема уже другого разговора, о снижении себестоимости. Как думаете, за счёт чего?
– У меня есть версия, что коровы пошли на свободный выпас. У нас же проблемы с комбикормами в том числе. У нас база комбикормовая-то своя. А вот добавки различные привозные. И как только пошёл свободный выпас, то, как сказал продавец, поставщик снизил цену. Причём на несколько разных позиций. И 20% – это так, не фигня.
– Всё по классике, получается.
– Да. То есть для меня цена творога год и два назад была не ниже, чем вот эти 199 рублей, а даже и повыше. Я пока в небольшой растерянности, если честно. Не ожидал. По творогу дефляция. По молоку тоже. Какая-то из сетей вывела в розницу одну из марок, и она вдруг оказалась дешевле, чем я покупал молоко 2,5%.
То есть дефляция, как минимум, по паре позиций образовалась. То есть в закрытости и есть, возможно, определённая выгода.
– Нас смотрят чиновники Центробанка. Они воспользуются всем тем, что вы сейчас рассказали. И будут в качестве примера говорить, что, знаете, вот был творог 250 рублей, а стал 190 рублей.
– Коллега, я скажу так. Если они будут ссылаться на вашу программу, то, наверное, вы будете не в накладе. Так что, смотрите Пронько.
– То есть вы считаете, что у нас всё будет…
– Нет-нет, я не говорил. Есть примеры, действительно, говорящие о чрезвычайно низкой инфляции в ряде сегментов, в том числе в продовольствии.
– Если мы посмотрим на цены на автомобили, которые мы сегодня неоднократно обсуждали, то лучше туда не смотреть.
– Да. По поводу автомобилей и недвижимости, да. Все, кто меня спрашивает, я даю им один совет: подождите, пока на одном рынке пузырь сдуется, а на втором – насытится.
– Про пузырь – это недвижимость. Я просто сразу поясняю.
– Да, про насыщение – это автомобили. К концу 2021 года на рынке автомобилей возникла неадекватная ситуация. Понятно, что это временно. Но СВО растянула это время и даже усугубила на более продолжительный период. Судя по тому, как сюда выходят китайские автопроизводители, уже к концу этого года не исключено, что на рынке будет совсем другая картина.
– Там другая "опа" началась, по запчастям. Купить-то авто можно.
– Ну, у китайцев всегда была проблема с запчастями. Они не наладили…
– … опцион для бизнеса.
– Возможно, эта проблема связана с тем, как российские дилеры, дистрибьюторы и их представители работают с основным активом. И в первую очередь, строится бизнес-план, делается по продажам, а сервисом они занимаются во вторую очередь. Я полагаю, что если бы они подходили адекватно и сразу, не исключено, что проблем с запчастями было бы меньше.
– Подтянут. Подтянули одно, подтянут и другое.
– Не они, так параллельный импорт. Слава Богу, правительство расчехлилось всё-таки к середине прошлого года, и у нас более-менее работает параллельный импорт. И всё, в общем, более или менее нормально.
– Но это точно импорт?
– По-любому будет импорт. Ну, а откуда взять столько запчастей к новым маркам моделей? И они приходят сюда почти не локализованными. Локализация идёт чисто номинальная. Когда в своё время шутили про коврики и шильдики.
ФОТО: ЦАРЬГРАД
Вот, точно так же. И нужно решить, чтобы то, что продаётся в Китае в пределах миллиона, не продавалось у нас по 2-2,5 миллиона. Хотя бы полтора, с учётом всех возможных издержек, накруток, НДС и так далее. Но "полторашка" – вот по этой стоимости эта машина должна продаваться.
– То есть не всё так плохо?
– Нет, не плохо. И более того, что-то может улучшаться. Но это не обещает нам роста.
– И не только творог.
– Возвращаясь к истории, которую вы затронули. Да, мы в стагнации. Нам удалось избежать глубокого спада, но наше нынешнее положение – это что-то близкое к стагнации. Да, рецессия. Потому что -2% это многовато для стагнации, если брать по прошлому году. Но выйдем на уровень около нуля с небольшим плюсом. Это, собственно, прогноз Минэка.
Мой прогноз на 2024 год – это уровень стагнации. Рост в пределах 0,5%, плюс-минус. Или плюс-минус один. Мы в стагнации были с 2008 года, поэтому это иллюзия думать, что мы в неё только входим.
Наша экономика мало в чём изменилась за 15 лет. И те изменения, которые там можно увидеть, они не очень понравятся стороннему наблюдателю. Выросла добыча полезных ископаемых, например. Ну, сельскохозяйственная сфера подросла. Уменьшился сектор высокотехнологичных услуг, сократилось число научных сотрудников. Перебираешь многие аспекты и понимаешь, что это было не движение вперёд. Поэтому, когда вы говорите: вот, мы тут задом. К сожалению, мы этим задом пятимся уже некоторое время.
– Спасибо огромное!
